Статьи

золотой век Возрождения

Основные направления архитектуры

 

Архитектура Возрождения — период развития архитектуры в европейских странах с начала XV до начала XVII века в общем течении возрождения и развития основ духовной и материальной культуры Древней Греции и Рима.

Особенное значение в этом направлении придаётся формам античной архитектуры: симметрии, пропорции, геометрии и порядку составных частей, о чём наглядно свидетельствуют уцелевшие образцы римской архитектуры. Сложная пропорция средневековых зданий сменяется упорядоченным расположением колонн, пилястр и притолок, на смену несимметричным очертаниям приходит полукруг арки, полусфера купола, ниши, эдикулы.

Первым представителем данного направления можно назвать Филиппо Брунеллески, работавшего во Флоренции, городе, наряду с Венецией считающимся памятником Возрождения. Затем оно распространилось в другие итальянские города, во Францию, Германию, Англию, Россию и другие страны.

Обычно Итальянское Возрождение подразделяется на три периода. В истории искусств можно говорить о развитии изобразительного искусства и скульптуры в рамках направления раннего ренессанса в XIV веке. В истории архитектуры дело обстоит иначе. Вследствие экономического кризиса XIV века период Ренессанса в архитектуре начался только с началом XV столетия и продолжался до начала XVII века в Италии и дольше за её пределами. Можно выделить три основных периода:

1)    Раннее Возрождение или кватроченто, примерно совпадает с XV веком.

2)    Высокое Возрождение, первая четверть XVI века.

3)    Маньеризм или Позднее Возрождение (ок. 1520—1600).

В других европейских странах, развивался свой предренессансный стиль, а само Возрождение начиналось не раннее XVI века, стиль прививался к уже существующим традициям, в результате чего строения эпохи Возрождения в разных регионах могут иметь немного сходных черт.

В самой Италии архитектура Возрождения перешла в маньеристскую архитектуру, представленную в довольно различных тенденциях в работах Микеланджело, Джулио Романо и Андреа Палладио, которая затем переродилась в барокко, применявшие подобные архитектурные приёмы в ином общем идейном контексте.

Раннее Возрождение. В период кватроченто были заново открыты и сформулированы нормы классической архитектуры. Изучение античных образцов вело к усвоению классических элементов архитектуры и орнамента.

Пространство, как архитектурный компонент, организовано в отличном от средневековых представлений образе. В его основу встала логика пропорций, форма и последовательность частей подчинены геометрии, а не интуиции, что было характерной чертой средневековых сооружений. Первым образцом периода можно назвать базилику Сан Лоренцо во Флоренции, построенную Филиппо Брунеллески (1377—1446).

В течение этих лет в искусстве появляется стремление к органичному сочетанию средневековых традиций с классическими элементами. В храмовом строительстве основным типом остаётся базилика с плоским потолком или с крестовыми сводами, но в элементах — расстановке и отделке колонн и столбов, распределении арок и архитравов, внешнем виде окон и порталов, зодчие ориентируются на греко-римские памятники в стремлении образования обширных, свободных пространств внутри зданий. Впоследствии, постепенно, и в общей концепции, и в деталях основой произведений становятся образцы античного искусства.

Чаще всего в оформлении зданий присутствует коринфский ордер с разнообразными видоизменениями капители. Новый стиль сильнее проникает в нехрамовую архитектуру: дворцы правителей, городских властей и знати, ранее подобные крепостям, не во всём отойдя от средневекового облика, изменяются, очевидно желание архитекторов соблюсти симметричность и гармонию пропорций. Эти постройки имеют гармонично просторные внутренние дворы, обнесённые в нижнем и в верхнем этажах крытыми галереями на арках, которые поддерживаются колоннами или пилястрами античной формы. Фасаду придаётся размеренность по горизонтали посредством изящных межэтажных карнизов и главного карниза, образующего сильный выступ под крышей.

 Итальянские архитектурные памятники раннего Возрождения находятся в основном во Флоренции; среди них — элегантный и вместе с тем простой в техническом решении купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре (1436) и палаццо Питти, созданные Филиппо Брунеллески, определившего вектор развития архитектуры Ренессанса; дворцы Риккарди, построенные Микелоццо-Микелоцци, дворцы Строци Бенедетто да-Майяно и С. Кронака, дворцы Гонди (Джулиано да-Сан-Галло, дворцы Руччеллаи Леона Баттиста Альберти. В Риме можно отметить малый и большой венецианские дворцы Бернардо ди Лоренцо, Чертоза в Павии Боргоньоне, палаццо Вендрамин-Калерджи П. Ломбардо, Корнер-Спинелли, Тревизан, Кантарини и дворец дожей в Венеции. К северу от Альп, а также в Испании, Раннее Возрождение наступает только в конце XV столетия, и его ранний период длится, приблизительно, до середины XVI века, впрочем, о создании шедевров в этот период в других странах говорить нельзя.

Высокое Возрождение. Темпьетто во дворе церкви Сан-Пьетро в Монторио, Риме, 1502 год, архитектор — Донато Браманте. Храм отмечает место, на котором был казнён святой Пётр.

В продолжение Высокого Возрождения представления, взятые из античной архитектуры, развивались и воплощались на практике с большей уверенностью. Со вступлением на папский престол Юлия II (1503) центр итальянского искусства из Флоренции перемещается в Рим, папа привлёк к своему двору лучших художников Италии. При нём и его ближайших преемниках, в Риме созидается множество монументальных зданий, считающихся произведениями искусства. Изучение античного наследия становится более основательным, оно воспроизводится более последовательно и строго; реликты средневекового исчезают, искусство полностью базируется на классических принципах.

Основные памятники итальянской архитектуры этого времени — светские здания, которые отличаются гармоничностью и величием своих пропорций, изяществом деталей, отделкой и орнаментацией карнизов, окон, дверей, дворцы с лёгкими, в основном двухъярусными галереями на колоннах и столбах. В храмовом строительстве наблюдается стремление к колоссальности и величественности; осуществился переход от средневекового крестового свода к римскому коробовому своду, купола опираются на четыре массивных столба.

 Представителем этого периода был Донато Браманте (1444—1514), строго следовавшего в возведении зданий классическим принципам. На Темпьетто во дворе церкви Сан-Пьетро в Монторио (1503) Браманте вдохновили ротонды римских храмов. Также Браманте соорудил палаццо делла Канчеллериа, дворец Жиро, двор Сен-Дамазо в Ватиканском дворце, а также составил план Собора Святого Петра в Риме и начал возводить здание. Но едва ли его можно назвать рабом классических форм; его стиль определял итальянскую архитектуру на протяжении всего XVI века.

Его последователями были Бальдассаре Перуцци, лучшие произведения которого — Фарнезинская вилла и палаццо Массими в Риме, великий Рафаэль Санти, построивший дворец Пандольфини во Флоренции, Антонио да Сангалло построивший палаццо Фарнезе в Риме.

Также развивалась и венецианская архитектурная школа, главным представителем которой был Якопо Татти Сансовино, возведший библиотеку святого Марка и палаццо Корнер. С наступлением второй половины XVI века в итальянском зодчестве происходит перемены, выраженные желанием художников всё более точно воспроизводить классические образцы, чему стали посвящаться целые трактаты, однако возводимые сооружения продолжают отличаться изяществом и благородством.

 Крыло Луврского дворца, старейшая сохранившаяся часть здания, построенная Пьером Леско в середине XVI века.

Главными представителями архитектуры этого времени были Бароцци Виньола, построивший церковь иезуитов в Риме, замок Капрарола в Витербо, живописец и биограф художников Вазари, им построен дворец Уффици во Флоренции, Андреа Палладио, создавший несколько дворцов, базилик и олимпийский театр в Виченце, генуэзец Галеаццо Алесси, который возвёл церковь Мадонны да Кариньяно, дворец Спинола и дворец Саули в Генуе.

За пределами Италии время расцвета Ренессанса наступила через полвека, итальянский стиль распространяется по Европе, но при этом изменяется, впитывая местные архитектурные традиции. Во Франции к архитектуре высокого Возрождения можно отнести: созданный П. Леско западный фасад Луврского дворца в Париже, королевский замок в Фонтенбло, замок Ане и Тюильри, возведённые Филибер Делорм; Экуэнский замок, дворец в Блуа; в Испании — дворец Эскориал X. де Толедо и X. де Эррера, в Германии — часть Гейдельбергского замка, Альтенбургская ратуша, сени Кёльнской ратуши, Фюрстенгоф в Вильмаре и другие.

Позднее Возрождение. В архитектуре проводился эксперимент с формами, разработкой и комбинированием античных образов, появляется усложнение деталей, изгиб, преломление и прерыв архитектурных линий, затейливая орнаментация, большая плотность колонн, полуколонн и пилястров в пространстве. Подчеркивается более свободное соотношение пространства и материи. Впоследствии из этой тенденции развился стиль барокко, а затем, в XVIII столетии, стиль рококо. Вплоть до XX века понятие «маньеризм» имело негативную коннотацию («манерный», «вычурный»), но к настоящему времени термин используется только для описания соответствующего исторического периода, и, в общем, нейтрален.

Основоположником направления маньеризма в архитектуре можно назвать Микеланджело (1475—1564), в чьём творчестве проявляется тенденция свободной интерпретации принципов и форм античного искусства. Микеланджело создал усыпальницу Медичи при церкви Сан-Лоренцо во Флоренции, купол Собора святого Петра, проект застройки Капитолийского холма в Риме. Ему приписывают создание «гигантского ордера» — пилястра, который тянется от основания к антаблементу фасада.

Другим примером этого стиля в архитектуре является Палаццо Те Джулио Романо в Мантуе, с его огромными лоджиями, рустированными стенами, парковыми гротами и обширными фресками.

Лоренцо Бернини создал полукруглые колоннады собора Святого Петра, сень над его главным престолом, дворцы.

Мир Леонардо да Винчи

 

Когда после падения Лодовика Сфорца Леонардо покидал Милан, он чувствовал свою творческую мощь. Ему было около пятидесяти, его ум стремился проникнуть в отдаленнейшие пределы мироздания. Слова, которые доктор Фауст, персонаж драмы Кристофера Марло, говорил самому себе, могут быть отнесены и к Леонардо: «Сладчайшая аналитика, именно ты похитила меня!» Ученый в нем начал потеснить художника.

Дать Леонардо оценку как ученому невозможно: слишком много его бумаг утрачено, а те, что остались, в таком беспорядке, что вряд ли кто-нибудь сможет проследить по ним эволюцию его идей. Его заметки - в фундаментальных переводах Пауля Рихтера и Эдварда Маккурди - были систематизированы (под словом «теплота», например, приведено около пятидесяти записей), однако без обозначения, где его начальное, а где окончательное мнение. Проблема еще больше усложняется из-за эклектизма Леонардо. Известно, что он с легкостью заимствовал, в нетронутой или измененной форме, идеи своих современников. К тому же в наших руках очень мало сохранившихся письменных материалов, которые сказали бы нам, у кого или из какого источника взяты эти займствования. Однако все же некоторые выводы можно сделать. Прежде всего, вне всякого сомнения, Леонардо — титан науки, каким провозгласили его наиболее восторженные почитатели.

Кстати, о них: сославшись на одну строку в его рукописи, один современный автор стал утверждать, что Леонардо предвосхитил открытия Коперника приблизительно на пятнадцать лет, а Галилея — более чем на столетие. Однако строка «Солнце не движется» на самом деле не предполагает, что Леонардо был революционером в науке и отвергал освященные веками представления о геоентризме Вселенной. Подобное утверждение было сделано еще в III веке Аристархом Самосским, и вероятно, что и Леонардо, и Коперник, и Галилей были знакомы с трудами этого знаменитого ученого.

Что касается исследований Леонардо в области конструирования летательных аппаратов, то здесь его интеллектуальная смелость и основательность вне всяческих сомнений, однако общая точка зрения на эти исследования такова, что он много лет подряд шел неверным путем. Он без конца наблюдал движение и давление воздуха и вывел некоторые основополагающие принципы аэродинамики; он изучал полет и планирование птиц и летучих мышей, как анатом исследовал их крылья. Обладая даром видеть дальше конкретного факта, он рисовал приборы, которые должны   быть использованы   при   полете: определитель   скорости ветра; инклинатор,   призванный  показывать авиатору,   потерявшему  ориентацию в облаках, летит ли он параллельно земле или под наклоном; устройство, которое,  по всей видимости,  является  первым  в мире парашютом -огромный пирамидальный тент с легкой деревянной рамой. Однако в своих расчетах Леонардо проглядел фундаментальный вопрос: почему управляемый человеком орнитоптер, летательный аппарат с машущими крыльями, сможет подняться с  земли,  как птица?  Все его машины были спроектированы   так,   что   человек  должен  был  управлять  ими  с  помощью силы рук  и  ног, которые  составляют двадцать  два  процента  его  общего веса (у птиц мускулы,   используемые  ими  при  полете,  составляют приблизительно   пятьдесят  процентов  их  общего  веса).  

Если  иметь  в  виду этот досадный просчет,  учитывая еще и вес самой машины, то идея человеческого полета   становится   непреодолимой,   в   чем   Леонардо,   вероятно, смог убедиться на собственном опыте. Допустим, что инженерная мысль все  же создаст пригодный к  полету орнитоптер,  однако этому аппарату все равно потребуется мотор или какой-то другой источник энергии. Существует легенда о том, что в 1505 году (затем его изыскания в области летательных аппаратов оборвались) Леонардо (или один из его молодых помощников) сделал попытку взлететь с вершины холма Монте Цецерии близ Флоренции, однако, возможно,  это всего лишь романтический миф. Когда неосуществимость создания управляемого  человеком  oрнитоптера была,   наконец,   совсем недавно   осознана,   приверженцы   Леонардо все же стали указывать на то, что он изобрел пропеллер или геликптер: на его  рисунке  очень  четко  изображен один такой прибор.  Но даже в этом его приоритет подвергнут сомнению.

В начале 1960-х годов ученые обратили   внимание   на   картину   анонимного   французского   мастера XV века и на витраж,  относящийся приблизительно к 152.5 году, на которых Христос-младенец  играет   юлой.   У  этой игрушки  на  ось   надето некое подобие пропеллера. К оси привязана веревочка: если ее сильно дернуть, то можно запустить  маленький «геликоптер» в воздух.  Очевидно, такие игрушки были широко распространены во времена Леонардо; вполне возможно,   что  его   «изобретение» было всего   лишь  усовершенствованием. Только несколько мелких рисунков, расположенных в углу большого листа бумаги,   доказывают,   что  Леонардо   все  же   продвигался  к  современной идее  полета  с  помощью  закрепленного крыла.   Он нарисовал древесный лист, зигзагообразно падающий на землю; рядом — четыре изображения человека, держащегося за ровную крылоподобную поверхность и спускающегося  по воздуху на землю. Если бы он развил эту идею, соединив ее со  своими  познаниями  в  области  воздушных течений и движущихся сил (а он достаточно знал об источниках энергии: его могучему воображению   было  под силу  смоделировать  идею  ракеты,  продвигающейся с помощью  реактивной  струи),   то  он  вполне  мог  бы  запустить  планер с вершины  горы.

Однако перечислять ошибки Леонардо — все равно что осуждать Бенджамина Франклина за то, что он не изобрел электрическую лампочку. Даже если думать, что Леонардо не был титаном, все равно твердо знаешь, что он был гением и науке, инженерном деле и в механике; чтобы лучше оценить это, следует хотя бы коротко ознакомиться с уровнем  знаний его времени. В средние века, которые предшествовали Возрождению (иногда их называют «темными»), научный прогресс в Европе шел удивительно медленно. Когда Леонардо появился на свет, Европа напоминала разрушенный чердак, набитый рухлядью — плодами античного  разума, из которых думающий человек должен был выбирать то, что считал стоящим. Едва ли стоит напоминать, что, помимо Тосканелли, Колумба и им подобных, вокруг Леонардо были тысячи людей, которые верили, что земля плоская, что вода в океанах возле экватора кипит, что ад находится под землей, а рай — в небесной голубизне и что неисследованные части света населены уродами и чудовищами. Господствовал авторитет Церкви; Церковь же — с благими намерениями, которыми, как известно, мостится дорога отнюдь не в рай, — была занята исключительно тем, что толковала в буквальном, а вовсе не в символическом смысле строки Священного Писания. Леонардо глядел назад, в сторону античных ученых, идеи которых в его время были блестяще развиты такими выдающимися мыслителями, как архитектор и теоретик искусства Леон Баттиста Альберта, математик фра Лука Пачоли, врач Марк Антонио делла Торре и другими.

Чтобы хотя бы вкратце рассказать о взглядах и убеждениях Леонардо, потребовались  бы  десятки  страниц.   Однако о  некоторых из них стоит упомянуть.   Он  придерживался  идей  Пифагора о том,   что земля имеет сферическую форму,  что материя состоит из четырех элементов: земли, воздуха, огня и воды, и что гармония и пропорции определяются числами. От Платона он воспринял тезис о том, что между человеком и Вселенной существует взаимное родство; этот тезис именуется доктриной макрокосма и   микрокосма;   согласно   ей,   Вселенная,   макрокосм,   —   это   гигантский живой   организм,   а   человек,   микрокосм,   —   вселенная   в  миниатюре. В последние годы своей жизни Леонардо как будто высказывал некоторые сомнения   в  положениях  этой  доктрины,   однако до тех  пор она раз заводила его в тупик. 

«Человек был назван древними маленькой вселенной , и воистину слово это хорошо подходит,  — писал он, — если учесть то,  что человек состоит из земли,  воздуха,  воды и огня,  и тело Земли ему подобно. Если у человека внутри кости для удержания и укрепления плоти, то Вселенная имеет камни,  которые есть поддержка земли. Если у человека внутри есть вместилище  крови где-то в легких,  которыми он дышит   и   которые   растягиваются   и   сжимаются,   то   тело   Земли имеет океан,   который   также   поднимается   и   опускается   каждые   шесть часов вместе с дыханием  Вселенной;  из названного вместилища крови отходят вены, ветви которых охватывают все тело, — так и океан наполняет тело Земли через бесконечное количество водяных вен».

Леонардо принимал идею Платона о макрокосме и микрокосме, но решительно отказывался принимать его доктрину об идеях, которой отрицается прямая очевидность смысла. Этой доктрины придерживались современные Леонардо неоплатоники (например, круг Медичи). Они верили, что мир изменчивых и преходящих чувственных вещей представляет собой лишь тень мира идей. Поэтому следует созерцать Вселенную, абстрактную идею, по отношению к которой субъект всего лишь мимолетное  отражение. Такое утверждение было прямо противоположно тому, к чему склоняется в своих мыслях Леонардо: оно его приводило в ярость. С начала и до конца он оставался художником, погруженным в наблюдении материального мира: бесконечно доверчивым к зрению. «Тот, кто теряет зрение, теряет видение Вселенной и становится похож на заживо погребенного, который вес еще двигается и дышит в своей могиле, - писал он. — Разве ты не видишь, что глаз охватывает красоту всего мира? Он господин астрономии; он направляет все искусства и помогает развиваться им... Он управляет всеми отделами математики и всеми самыми непогрешимыми науками». Если бы кто-нибудь сказал Леонардо, что очевидности органов чувств нельзя доверять, такой человек показался бы ему либо дураком, либо шарлатаном.

 

 

 

 

Бунтующий гений Микеланджело

 

Микеланджело разделял все предрассудки, все страсти, все неистовства своих соотечественников.

Правда, он их не очень-то жаловал. Его могучему и вольному гению было душно и тесно в узких рамках их искусства для избранных, он презирал их жеманный ум, их плоский реализм, слащавость, болезненную утонченность. Им крепко доставалось от него, но все же он любил их. Он не относился к родине с усмешливым безразличием Леонардо. Вдали от родного города его снедала тоска». Всю жизнь он тщетно стремился жить во Флоренции. Он защищал Флоренцию в трагические дни осады и желал «вернуться туда мертвым, если уже не приведется вернуться живым».

Исконный флорентиец, Микеланджело гордился своим происхождением и родом. Гордился даже больше, чем своим гением. Он не желал, чтобы его считали художником: «Я не скульптор Микеланджело... Я Микеланджело Буонарроти...»

Аристократ по духу, он был полон кастовых предрассудков. Он даже утверждал, что «искусством должны заниматься благородные, а не плебеи».

К семье он относился с религиозным благоговением, как древние, почти как варвары. Жертвуя для нее всем, он требовал, чтобы и другие поступали так же. Он говорил, что «ради семьи готов продать себя в рабство». Однако дело тут было не в родственной привязанности. Он презирал братьев, которые и не заслуживали иного отношения, презирал своего племянника и наследника Лионардо. Но и в племяннике и в братьях он уважал представителей своего рода.

Он унаследовал все предрассудки, весь фанатизм сурового и крепкого рода Буонарроти. Пусть сам он был создан из этого земного праха. Но из праха вспыхнул огонь, очищающий все, — огонь гения.

Пусть тот, кто отрицает гений, кто не знает, что это такое, вспомнит Микеланджело. Вот человек, поистине одержимый гением. Гением, чужеродным его натуре, вторгшимся в него, как завоеватель, и державшим его в кабале. Воля тут ни при чем и почти ни при чем ум и сердце. Он горел, жил титанической жизнью, непосильной для его слабой плоти и духа.

Жил в постоянном исступлении. Страдание, причиняемое распиравшей его силой, заставляло его действовать, беспрерывно действовать, не зная ни отдыха, ни покоя.

Жажда деятельности превращалась в своего рода манию: он взваливал на себя одну работу за другой, принимал больше заказов, чем мог выполнить. Ему уже мало было глыбы мрамора, ему требовались утесы. Задумав работу, он мог годы проводить в каменоломнях, отбирая мрамор и строя дороги для перевозки; он хотел быть всем зараз—инженером, чернорабочим, каменотесом; хотел делать все сам — воздвигать дворцы, церкви,— один, собственноручно. Он трудился как каторжный. Боясь потерять лишнюю минуту, он недоедал, недосыпал.

Микеланджело всю жизнь был безжалостен к себе. Питался он куском хлеба, запивая его глотком вина. Спал очень мало. В Болонье, где он работал над бронзовой статуей Юлия II, у него была всего одна кровать — для себя и трех своих помощников. В постель Микеланджело укладывался не раздеваясь и не снимая обуви. Однажды у него так сильно опухли ноги, что пришлось разрезать голенища сапог, но вместе с сапогами с ног слезла и кожа. Этот страшный образ жизни привел к тому, что Микеланджело, как и предсказывал ему отец, постоянно хворал. Нечеловеческий труд подтачивал не только физические, но еще в большей степени душевные силы Микеланджело.

Более всего ему была присуща скорбь, менее всего радость. Только одну скорбь он видел, только одну ее чувствовал во всей безграничной вселенной.

Он был одинок. За ненависть ему платили ненавистью, но за любовь не платили любовью. Ему дивились и боялись его. К концу жизни Микеланджело вызывал у своих современников чувство, близкое к благоговению. Он возвышался над всем своим веком. Бури улеглись. Он смотрит на людей сверху, а они на него снизу. Но он по-прежнему один. Никогда не знал он простой радости, которая дана каждому смертному,—никогда не отдыхал, согретый лаской близкого человека. Ни одна женщина по-настоящему его не любила. Но это было не самое страшное. Не самое страшное остаться одному. Страшно другое: остаться наедине с собой и быть с собой в разладе, не уметь подчинять себя своей воле, мучиться сомнениями, стараться побороть свою природу и только убивать себя. Гению Микеланджело дана была в спутницы душа, которая постоянно его предавала. Существует мнение, что Микеланджело преследовал злой рок, не позволявший ему завершить ни один из его великих замыслов. Этот злой рок — сам Микеланджело. Ключ к пониманию всех его несчастий, всей трагедии его жизни — чего никогда не замечали или не осмеливались замечать—это недостаток воли и слабость характера.

Он был нерешителен в искусстве, нерешителен в политике, нерешителен во всех своих поступках и во всех своих мыслях. Он был слаб, потому что всего остерегался и страшился.

Рафаэль – «первый среди великих»

 

Рафаэль (Раффаэлло Санти) (Raphael (Raffaello Sanzio)) (1483-1520 гг.), итальянский живописец и архитектор. В творчестве Рафаэля с наибольшей полнотой отразились идеалы Высокого Возрождения (Ренессанс). Работал в мастерской Перуджино. С 1504 по 1508 гг. жил главным образом во Флоренции, где под влиянием Леонардо да Винчи и Микеланджело его творчество обрело зрелость. Многие из наиболее известных полотен Рафаэля с изображением мадонны с младенцем относятся именно к этому периоду ("Мадонна Грандука").

В 1508 г. по приглашению папы Юлия II приезжает в Рим - именно в этом городе художнику предстояло прожить до конца жизни. По приезде немедленно приступил к выполнению чрезвычайно почётного заказа - росписи парадных залов (станц) Ватикана. В Станца делла Сеньятура находится одно из самых замечательных творений Рафаэля, представлявших четыре сферы человеческой деятельности: богословие ("Диспут"), философию ("Афинская школа"), поэзию ("Парнас"), юриспруденцию ("Мудрость, Мера и Сила") (1509-1511 гг.), а также соответствующие аллегорические фигуры, сцены на библейские и мифологические сюжеты. В этом величайшем шедевре гармонично сочетаются величие и изящество.

До конца жизни у Рафаэля было много заказов, и ему приходилось прибегать к услугам помощников, преимущественно для декоративных работ. Уровень его мастерства последних лет лучше виден в портретах, которые ставят его в один ряд с Леонардо да Винчи по тонкости передачи образа человека. Рафаэль получил также всеобщее признание как архитектор, заняв в 1514 г. после смерти Браманте пост архитектора собора Св.Петра. Несмотря на раннюю смерть, в возрасте 37 лет, Рафаэль оказал огромное влияние на творчество художников, как своего времени, так и последующих веков.